Том 3 Глава 2: Мирные Сцены

Глава 2: Мирные Сцены

А я — само унынье и безответный зов, всё было у меня, и всё промчалось мимо.

В тебе — последнем тросе — последней страстью рвусь. Ты мой последний мак в последнем одичанье.

П. Неруда, «VIII: Белая Пчела» («Двадцать поэм любви и песня отчаяния»)

В Номере 6 большей части населения еще не было сорока. Это был молодой город. Поэтому странная старуха, мимо которой она прошла, выделялась еще больше.

Я сделаю все, лишь бы не состариться.

Ее тошнило от вида толстых седовласых старух, морщинистых костлявых стариков и им подобных.

Женщина работала медсестрой в Центральной Муниципальной Больнице, которой руководил непосредственно Департамент Здоровья и Гигиены. Сейчас она как раз занималась пожилыми людьми. Хоть она их и не переносила, но имела с ними дело каждый день.

Зачем они вообще еще пытаются жить?

Женщина провела рукой по своим длинным каштановым волосам, которыми так гордилась. Мысль о том, что эти волосы побелеют, а ее лицо покроется морщинами и пятнами, была невыносима.

Я лучше умру до того, как начну так выглядеть.

Она была совершенно серьезна. В Номере 6 был первоклассный пенсионный уход. Кто-то даже считал, что в этом он превосходит другие города.

Как только пожилые люди достигали определенного возраста и получали извещение от города, их, независимо от социального статуса, пола или истории жизни, направляли в место, называемое Сумеречным Коттеджем.

Сумеречный Коттедж был идеальным заведением, построенным городом для того, чтобы пожилые люди могли провести остаток жизни в достатке и комфорте. Говорили, это был настоящий рай: оказывалось необходимое медицинское обслуживание; все, что могло их поранить, встревожить или расстроить устранялось. Это место контролировалось из Центральной Больницы, где работала женщина. Каждую неделю туда отправляли несколько стариков. Не афишировалось, в каком возрасте и при каких условиях люди попадали в Коттедж. Хоть и не много, но находились те, кто умирал от болезни или несчастного случая раньше, чем получал право отправиться в Сумеречный Коттедж. Поэтому старики искренне радовались когда получали новость о заселении.

Так же было и со старухой, чье заявление на заселение вчера было принято. У нее была болезнь, неизлечимая даже с медицинскими технологиями Номера 6.

«Я так рада. Теперь я могу провести оставшийся мне срок в покое. Я благодарна Богу и городу за их милость».

Эта старуха сильно верила в Бога, уходя из больничного крыла, она сложила руки на груди и бормотала слова молитвы.

Сумеречный Коттедж. Женщина не знала, где он находится. Город скрывал его адрес. Но женщину это все равно не интересовало.

Женщина ненавидела пожилых людей. Ее отвращение было оборотной стороной боязни состариться самой. Женщина была молода и красива. Она хотела вечно оставаться такой. В больнице ходили слухи, что город сосредоточил медицинские исследования на изучении жизненных механизмов. Она так же слышала, что деньги вкладываются и в молекулярные исследования, затрагивающие процессы старения.

Если изобретут лекарство против старения — чтобы она всегда оставалась такой же — как здорово было бы. Она желала им успеха и как можно быстрее.

Она почти дошла до станции. Родители ждали в маленьком доме через две остановки. Мужчина и женщина, едва вступившие в пожилой возраст, оба были сварливыми, нервными и требовательными. Они до сих пор жаловались, что их дочь не достигла успехов ни в одной области. Она не хотела становиться такой же.

Женщина прошла мимо зеркального окна магазина.

Я иду домой после работы, поэтому, конечно, выгляжу немного усталой. Но все равно красивой. Кожа, волосы — все равно молодые, все равно прекрасные..

По дороге домой она кое-что купит. На витрине она видела роскошные платья, элегантные туфли и практичные костюмы. В этом городе она могла носить все, что пожелает. Конечно, в переделах ее финансовых возможностей.

Кроме горстки бедолаг, влачивших жалкое существование в Затерянном Городе, жители города без проблем могли приобрести все необходимое, не считая, разве что, вещей премиум класса. Они без труда покупали одежду, еду и дома.

Здесь было не так хорошо, как в Хроносе, но все равно лучше, чем в Затерянном Городе. Она жила вполне комфортно.

Женщина была довольна своим положением. Она хотела наслаждаться юностью, красотой, комфортом и жизнью, которая ее ждала.

Она остановилась. Ее внимание привлекли туфли на витрине. Светло-розовые лодочки. Зима только началась, а весенняя коллекция уже была в продаже. Розовы лодочки сверкали: вот они, раньше, чем в других магазинах; раньше, чем у других; «вперед, вперед; быстрее, быстрее», — звали они ее.

На следующей неделе будет Святой Праздник. Этот день считался днем основания города. По всему городу будут гуляния. Женщина тоже собиралась на две вечеринки.

Я куплю эти туфли. А к ним светло-персиковое платье. Уверена, мне это очень пойдет.

Когда она довольно улыбнулась, у нее неожиданно закружилась голова. После короткого приступа она ощутила жар в основании шеи.

Что со мной?.. Чувствую усталость… Тело тяжелеет.

У нее подкосились ноги. Ее тошнило.

Надо где-то отдохнуть…

Она зашла в переулок между двумя магазинами. За ним должна была быть клиника, управляемая Центральной Больницей.

Мне просто надо туда дойти…

Ее шея горела. Ей казалось, что нечто копошится у нее под кожей. Незнакомое и неприятное ощущение, будто ее тело выжато.

Что?..

Она пошатнулась и упала. Ее сумочка распахнулась, все содержимое вывалилось на асфальт. Женщина протянула руку, чтобы собрать свои вещи и закричала, когда поняла, что именно увидела.

Пятна… черные пятна, будто старческие, причем некоторые из них только появлялись. Кожа потеряла эластичность и начала трескаться.

Не может быть… что… что происходит?..

Женщина схватила зеркальце и заглянула в него. Она снова завизжала. Но ее голос дребезжал и походил, в лучшем случае, на хрип.

Мое лицо… мое лицо…

Ее лицо, еще недавно такое красивое, менялось прямо на глазах. Морщины и пятна покрывали кожу, волосы выпадали.

Что-то скреблось в основании шеи. Нечто жило в ее теле. Охваченная страхом женщина поняла, что ее тело забирало что-то другое.

Нет, помогите…. Мама… Папа… спасите меня…

Лица родителей появились у нее перед глазами.

Мама, Папа…

Ее жалобно протянутые руки хватали воздух. Она потеряла сознание.

* * *

Каран, сидя на скамейке, в который раз за день тяжело вздохнула. Она знала, что вздыхать бесполезно. Она могла разреветься, упасть на землю, но чуда не случиться. Ничего не изменится. Поэтому она хотя бы останется несломленной. Расправит плечи, гордо поднимет голову, будет самоуверенной.

Так она думала, но вскоре вздох опять вылетел из её рта.

Я ничего не могу сделать. Я бессильна…

Каран положила обе руки ладонями вверх на колени. Нежные лучи зимнего солнца сияли на ее белой коже. Она ощутила, что очередной вздох на подходе.

На сегодня Каран закрыла свою небольшую пекарню в Затерянном Городе и полдня гуляла по округе. Она решила навестить дом Сафу и ее бабушки в лощеном Хроносе.

Если горожане признавались властями достигшими высшего ранга в какой-либо сфере, им разрешали поселится в Хроносе независимо от их пола, воспитания или семьи. Город давал жилье и создавал условия, необходимые для развития нужных навыков.

Когда Сиона, ее сына, признали обладателем высокого интеллекта на Тестировании в два года, Каран так же разрешили поселиться в Хроносе. Уверенная жизнь в комфорте, как у элиты, благодаря своему сыну, который обязательно окажется в высших эшелонах власти. Каран заняла место, которому многие завидовали.

Положение, которому завидовали и которого жаждали — удобная жизнь, свободная от тревоги за завтрашний день; свободная от голода или насилия; жизнь, в которой следили за окружением, безопасностью, гигиеной и физическим состоянием.

Каран медленно сжала руки. Ее пальцы, во время проживания в Хроносе бывшие такими мягкими и нежными, стали грубыми и натертыми от жизни в Затерянном Городе, кожа потрескалась и кровоточила.

Но пока я не потеряла Сиона, я была счастливее, чем в Хроносе. Намного счастливее.

Каран, не привыкшая к тому, что жизнь расписана по минутам, начала испытывать некоторый ужас, ее нервы не выдерживали. Поэтому, когда Сион нарушил запрет и укрыл беглого преступника, она ощутила — не удивление, не отчаяние — чувство облегчения. Она даже обнаружила, что рада.

Конечно, умом она понимала, что все привилегии вместе с правом жить в Хроносе потеряны, а дверь к светлому будущему Сиона навсегда закрылась. Но она все равно радовалась.

Ей хотелось, скорее, похвалить сына, а не отчитать его, хотя с его уровнем интеллекта такой поступок казался глупостью. Сион так легко отказался от жизни в Хроносе. Вместо стабильной и обеспеченной жизни он предпочел защищать того, кто вломился в его окно одной ненастной ночью. Если угодно, это была ошибка. Но он правильно сделал, что совершил ее.

Значит, Сион тоже не видел смысла жить в Хроносе. Для него это было тем, что легко можно выбросить. Он просто показал, что это для него ничего не значит. И в этом он не ошибся.

«Мам, прости».

В их первую ночь в Затерянном Городе двенадцатилетний Сион склонил голову, извиняясь перед матерью.

«За что простить?»

«Потому что… Мам, ты… ты теперь должна будешь работать».

Преступление Сиона было расценено как сокрытие и помощь в бегстве особо опасному преступнику. С учетом его возраста, он отделался простым выселением из Хроноса. Но ему так же запретили жить где-либо, кроме трущоб Затерянного Города. Мать и сын за одну ночь переместились с вершины на самое дно. Прежде всего, им надо было найти источник пропитания.

«Прости».

Его опущенный подбородок, все еще такой детский, дрожал. Каран крепко обняла сына за плечи.

«Что за глупости, — мягко произнесла она. — Ты не должен за такое извиняться».

«Но…»

«Сион, кто из нас Мама? Думаю, ты перепутал роли, — отчитывала она его с показной строгостью. — Я крепче, чем ты думаешь. Готова поспорить, ты этого не знал, да?»

«Нет».

«Тогда ты еще не раз удивишься. Я скоро покажу тебе, какая у тебя стойкая мама. Будет на что посмотреть».

Сион в ее руках тихо засмеялся.

Сколько лет назад она в последний раз обнимала сына? В тот день в темной заваленной комнате, когда-то бывшей складом для стройматериалов, Каран не ощущала отчаяния или тоски. Это была радость от тепла ребенка в ее руках и чувство счастья, которое может принести только материнство.

«Что он за человек?»

«А?»

«Тот, кого ты взял под крыло. Мне просто интересно, какой он. Любопытно — но ты мне не скажешь, верно?»

Сион отпрянул от нее, будто ужаленный. Его надутые губы и вспыхнувшие щеки показались ей такими смешными, что она не могла не улыбнуться.

«Спокойной ночи», — пробормотал Сион и все с тем же выражением лица выскользнул из комнаты. Даже когда шаткая дверь захлопнулась с громким стуком, Каран все еще улыбалась.

Ей было интересно, кто же это. Кто смог заставить Сиона бросить Хронос? Кем же увлекся Сион, что был так очарован?

Она хотела знать, но Сион, наверное, не признается. Дети учились скрывать свои чувства или сталкивались с тем, что заставляло их это делать. Может, она уже никогда не сможет так легко сблизиться со своим сыном.

Каран знала, что так же как выросший птенец расправлял свои юные крылья, чтобы покинуть гнездо, покинет ее однажды и Сион. Она была готова. Она решила, что, как мать, будет счастлива видеть полет сына. Поэтому с завтрашнего дня она займется работой.

В подтверждение своих слов, четыре года Каран работала не покладая рук. Сначала она пекла хлеб и продавала его на улице; наконец она нашла уголок для пекарни и расширила свой ассортимент. Ее доступные и вкусные торты и хлеб пользовались популярностью в Затерянном Городе, где таких роскошеств было мало. Бизнес разросся и помогал им выжить.

Маленькие дети прибегали за кексами, запыхавшиеся, зажав монетки в руке. Пожилой рабочий заходил за тортом для своих внуков. Были и те, кто первым делом утром покупал свежий хлеб.

Каран была довольна своей жизнью в Затерянном Городе. Это не было бравадой или попыткой обмануть себя. Она ни капли не была привязана к Хроносу. Она работала и пожинала плоды своей работы. Эту жизнь они построили собственными руками, крепко стоя на ногах. Ей нечего было больше желать.

Каран была по-своему счастлива…пока не настал тот день.

Однажды Сион просто исчез. Утром он ушел на работу в офис обслуживания Лесного парка и больше не вернулся. Это было совсем не то расставание, на которое она, как мать, могла надеяться. Это было неестественно — так необычно, так неожиданно, так жестоко. Она поняла, что была просто наивной мечтательницей, когда думала, что увидит, как ее сын покидает родительское гнездо.

Его арестовали по подозрению в жестоком убийстве и отправили в Исправительное Учреждение.

Когда ей пришло сообщение от Бюро Безопасности, Каран познала весь ужас отчаяния. Отчаяние означало падение в непроглядную тьму. Тьма проникала в ее тело, сковывала руки и ноги. Это походило на неизбежную смерть.

Но кое-кто дал ей надежду. Нэдзуми. Он связался с ней, чтобы сказать: Сион жив, он в Западном Квартале. Он доставил короткую записку от Сиона. Как прекрасен был маленький огонек, загоревшийся во тьме ее отчаяния.

  

(Мам, прости. Жив и здоров)

Пара поспешно накарябанных слов стала лучом, прорезавшим тьму, голосом, вернувшим ее к жизни.

Каран открывала магазин и продолжала печь хлеб. Пока Сион не вернется, она стиснет зубы и будет ждать. Она будет продолжать ждать. Нэдзуми дал силы на это. Временами ее все еще переполняло беспокойство и хотелось кричать, но повседневная жизнь Каран постепенно возвращалась в привычное русло. Тогда и появилась у нее на пороге Сафу.

Сафу, как и Сион, была признана гением. Это была девочка с большими черными глазами, выделявшимися на ее лице; у нее был честный взгляд. Сафу, кратко, но решительно, рассказала ей о своей любви к Сиону и объявила, что отправляется в Западный Квартал увидеться с ним.

«Мне все равно. Даже если я никогда не смогу вернуться, я не буду сожалеть. Если Сион в Западном Квартале, туда я и пойду».

«Я хочу увидеть его. Хочу увидеть Сиона».

«Я… Я люблю его. Всем сердцем я всегда, всегда любила его».

Шестнадцатилетняя девушка сказала это, борясь со слезами; именно ее простота и неловкость так тронули сердце Каран. Но она все равно не могла позволить Сафу отправиться в Западный Квартал. Как мать Сиона, как взрослый человек, она должна ее остановить.

Сафу ушла из магазина, вскоре Каран вышла вслед за ней. Она видела, как Сафу похитили служащие Бюро Безопасности.

С тех пор прошло уже три дня.

— Сафу…

После всех этих мыслей Каран снова вздохнула. Она не знала, что делать дальше. Она передала записку маленькой мышке-почтальону. Это все, что она могла сделать.

Спасет ли Нэдзуми девушку так же, как Сиона? Если ее уже поместили в Исправительное Учреждение, спасти ее практически невозможно. Если Сион обо всем узнается и ринется ей на помощь, в этот раз его, скорее всего, убьют.

Может, я поступила необдуманно…

Нэдзуми не мог так рисковать ради спасения чужого человека. Из-за мечущихся мыслей её пальцы дрожали.

Каран провела эти три дня почти без сна и еды. Она была физически и умственно истощена, но все равно не могла усидеть на месте, поэтому и проделала весь этот путь к месту, где жила Сафу.

Роскошные предместья Хроноса. Обильная растительность и спокойная обстановка. Отлаженная система безопасности. Предоставлялось множество возможностей для лечения, развлечения и шопинга, жители могли свободно ими пользоваться, имея при себе лишь идентификационную карту. Даже по меркам Святого Города Номера 6, Хронос был за пределами самых смелых фантазий.

Хотя Каран жила здесь еще пару лет назад, в этот раз ей не позволили войти туда. Как только она ступили на камни дороги, ведущей в Хронос, ворота закрылись.

— Нам очень жаль. Из соображений безопасности, территория открыта только для жителей Хроноса. Спасибо за понимание. Любой, кто пройдет без Пропуска на Особую Территорию, подписанного властями, подлежит удалению из района и взысканию наказания согласно муниципальному закону статьи 203 пункта 41. Повторяю. Из соображений безопасности…

Нежный женский голос стал громче. Камера наблюдения на белоснежных воротах беззвучно повернулась к Каран, приросшей к полу. Если она так и будет здесь стоять, нежный голос превратится в сигнал тревоги и прибегут офицеры Бюро Безопасности. Каран не оставалось ничего другого, как, кусая губы, повернуться спиной к воротам и пойти туда, откуда она пришла.

И теперь, в закутке Лесного Парка, она сидела на скамейке под большим деревом, потерявшем все свои листья. Она сидела и отсутствующим взглядом смотрела на свои руки.

— Сион… Сафу…

Почему я такая беспомощная? Я прожила столько лет, я мать, я взрослая, а я даже не могу помочь двум молодым людям с их проблемами. Я живу так долго и все равно…

Каран подняла голову. Эмоции, отличные от страха или тревоги, заполняли ее сердце. Она жила в Номере 6, когда тот еще только формировался и становился независимым городом.

Шесть городов было создано в этом мире, построенных на бесчисленных ошибках человечества. Это было место без голода и войны, где люди могли жить мирно и свободно. Здесь люди от рождения до самой смерти могли жить в безопасности, блаженстве и спокойствии. Так должно было быть. Она никогда над этим не задумывалась особо. Все считали, что пока они остаются в Номере 6, им обеспечена достойная жизнь.

Мы думали… мы считали… нас заставили так считать.

Она сжала пальцы и сильнее прикусила губу.

Это все ложь. Все — это просто видимость.

Она прошептала это мысленно. Хотя было уже начало зимы, ей стало жарко.

Они были разделены на бесчисленные классы своими идентификационными чипами, так что даже внутри города не могли свободно перемещаться. Ее сына насильно взяли под стражу, а она даже не могла подать апелляцию. Она не могла удостовериться в безопасности другого человека, похищенного властями.

Где свобода? Где мир, безопасность и обеспеченная жизнь? Его нет.

Если это правда, то что мы делали все это время? Почему мы создали такой город? Что мы сделали? Что мы сделали не так?

— Прощу прощения…

Голос неожиданно вернул Каран к реальности.

— Простите. Я Вас напугала?

Ей улыбалась пожилая женщина в маленькой светло-голубой шляпке. Лицо было незнакомым.

— Ах… о, нет, ничего, — быстро ответила Каран. — Простите, я просто немного задумалась… Вам что-то нужно?..

— Ничего, если я сяду рядом с Вами?

— Нет, конечно… пожалуйста.

Женщина, все еще улыбаясь, опустилась рядом с Каран.

— Какая чудесная погода, Вы так не считаете? Просто прелесть.

— Да…

Погода волновала Каран в последнюю очередь. Последние пару дней она не замечала цвета неба, звука ветра или деревьев.

— Вы, наверное, решили, что я невоспитанная старая кошелка, раз так неожиданно лезу к Вам с разговорами? — мягко произнесла женщина.

— Нет-нет, конечно, нет. Я просто была немного удивлена. Я думала кое о чем, и не заметила, что Вы тут стояли.

Женщина одела очки в круглой оправе, и ее лицо сразу стало серьезным.

— Видите ли, именно поэтому я и решила с Вами заговорить.

— Простите?

Женщина носила серебряное кольцо. Ее пальцы обхватили руки Каран.

— Пожалуйста, я не хотела Вас обидеть. Знаю, я лезу не в свое дело, — она заколебалась. — У Вас было такое тоскливое лицо, что я просто не смогла пройти мимо.

Ох. Каран заговорила мягко, не отнимая у женщины свои ладони:

— И поэтому Вы заговорили со мной?

— О, да. Вы были весьма озадаченной в такой чудесный день. Вы сидели одна, приютились на скамейке, склонив голову. Я просто не могла пройти, ничего не сказав.

Пожилая женщина сильнее сжала пальцы Каран, нежно обхватив их своими руками.

— Почему такая молодая и красивая дама как Вы сидит с таким лицом? Что-то случилось?

Глаза за очками были успокаивающими и нежными. Над их головами качались ветки бука.

— Спасибо за Вашу заботу. У меня сейчас небольшие проблемы…

— Да, я понимаю, — сочувственно произнесла женщина. — В моей жизни тоже были времена, когда я погрязла в проблемах.

Ее старое, но притягательное лицо слегка помрачнело. Сердце Каран екнуло.

Тяготили ли других людей такие же мысли? Страдали ли другие люди так же, как она? Понимали ли другие всю противоречивость города?

— Это было ужасно, хоть и произошло десятилетия назад… Я потеряла сына из-за болезни.

— Боже, болезни, — пробормотала Каран.

— Да, и ему было всего три. Когда он умер, помню, как рыдала, когда видела его маленький гробик. Вы ведь понимаете чувства матери, потерявшей сына?

Каран хотела было кивнуть, но во время остановила подбородок. Сион ведь жив. Я пока не потеряла сына.

— Не могу сказать, что понимаю, — медленно произнесла она. — Но Вы, наверное, сильно мучились.

— Так и есть. Словами не описать, через что я прошла. Много раз я думала, что лучше бы умерла я. Но сейчас я рада, что жива. Я счастлива, живя в таком великолепном городе в окружении детей и внуков.

Женщина улыбнулась и отвела взгляд.

— Я бы хотела, чтобы мой сын мог вырасти здесь. Если бы медицина в Номере 6 тогда была такой, как сейчас, уверена, он бы выжил.

Каран мягко отняла свои руки. Взгляд пожилой женщины блуждал по небу, она продолжала говорить. Ее губы сложились в печальную улыбку.

— Я правда считаю это место раем. Знаете, я часто говорю это внукам. Говорю, вы должны быть благодарны, что родились здесь. Они, конечно, выглядят озадаченными… но потом я говорю им о Западном Квартале.

— Западном Квартале? — сердце Каран екнуло снова, теперь уже по совершенно другой причине.

— Да, Западном Квартале. Вы знаете, что это за место?

Каран наклонилась вперед. Она хотела знать. В Западном Квартале укрывался Сион, и она хотела досконально знать, что это за место.

— Не имею ни малейшего представления. Расскажите, пожалуйста.

Женщина нахмурилась и покачала головой.

— Я и сама не так много знаю. Но мой племянник работает в контрольно-пропускном пункте, и иногда он рассказывает разные истории. По слухам — жуткое место.

Каран сдержала свое нетерпение и закивала в знак согласия. Она хотела подтолкнуть женщину рассказывать дальше.

— Гигиена там жуткая, и слышала, детям приходится пить грязную воду.

— Грязную…

— Да, разве не ужас? Мне их так жаль, аж сердце болит. По сравнению с этим, дети в городе счастливы. Согласны?

— Что? То есть… да, но…

— Поэтому там они страдают от невообразимых болезней, не грозящих Номеру 6. Преступления — обычное дело, безопасности нет никакой. Жители Района все необразованные, дикие, и ради денег человека убьют, не моргнув глазом. Недавно, я слышала, группа бандитов пыталась пробиться через КПП. Конечно, система безопасности работает идеально — их арестовали, внутрь они ни шагу не сделали. Жуть.

Женщина обхватила себя руками и вздрогнула.

— Племянник говорил, это настоящий ад, мерзкое, худшее место. Оно, наверное, так отличается от города. Мы тоже должны радоваться, что мы живем в Номере 6 — не только наши дети. Лично я не боюсь говорить внукам, как сильно им повезло, по сравнению с жителями Западного Квартала.

Западный Квартал. Мерзкое, худшее место.

Каран закрыла глаза. У нее перед глазами всплыла записка Сиона. В ней была пара каракуль, всего одна строчка. Это был сильно скошенный, легко узнаваемый почерк.

 

(Мам, прости. Жив и здоров)

Буквы дышали энергией. Это послание излучало жизненную силу юности. Он был жив в Западном Квартале. Даже сейчас он продолжал жить.

— Что такое?

Она открыла глаза после слов пожилой женщины.

— Вы заболели? Мне связаться Департаментом Здоровья и Гигиены?

Каран медленно покачала головой.

— Я так не думаю.

— Простите?

— Я не думаю, что Западный Квартал мерзкий или худший.

— Почему, что…

— И я не думаю…

Я не думаю, что город — это рай.

Когда она собиралась это произнести, послышался звук, шорох хлопающих крыльев, и что-то черное свалилось на нее сверху.

Пожилая женщина коротко вскрикнула.

— О, боже, ворон!

Ворон с глянцевыми черными перьями опустился на землю у ног Каран.

— Как отвратительно, — с трудом произнесла женщина. — Разве в Лесном Парке водятся вороны? — она нахмурила брови.

— Здесь все-таки естественная среда обитания. И вороны есть, хотя, наверное, мало, — ответила Каран.

Ворон снова взлетел. Она думала, он улетит, но вместо этого птица деловито захлопала крыльями и снова опустилась, на этот раз на плечо мужчине.

Теперь от удивления вскрикнула Каран. Она не заметила, что кто-то стоит рядом. Во время ее беседы с пожилой женщиной были и другие прохожие: пожилой мужчина с собакой; девочка, собирающая разноцветные листья; сборище, похожее на студентов — но никого с вороном на плече. Когда он успел подобраться так близко? Как долго он был здесь? Это несколько настораживало.

Мужчина был высоким и жилистым, одетым в светло-коричневый пиджак и брюки того же цвета. Волосы у него были густыми, но с выделявшейся проседью. В усах так же виднелась седина. Если бы не ворон на плече, он казался бы обычным мужчиной средних лет. И он был ей совершенно незнаком.

Но мужчина протянул к Каран обе руки с улыбкой на лице. Он назвал ее по имени и заговорил.

— Каран, я скучал.

— А?

Прежде чем она успела нормально ответить, мужчина схватил ее за руки и притянул к себе. Маленькое тело Карен легко поместилось в длинных руках, обхвативших ее. Он обнял ее так крепко, что она не могла дышать.

— Прости меня, — молил он. — Это моя вина. Я больше никогда не сделаю тебе ничего плохого. Обещаю. Ты станешь той, кого я буду любить до конца жизни.

— Простите, что?.. — испуганно забормотала Каран. — Что происходит?

— Я не понимал, как сильно я люблю тебя, пока ты не ушла. Пожалуйста, умоляю. Скажи, что мы начнем все сначала, Каран.

Да он спятил.

Сначала она решила, что незнакомец сошел с ума. Но сумасшедшие не разгуливают по городу. Когда эта мысль промелькнула у нее в голове, она почувствовала сердцебиение мужчины. Они были так близки, что она ощущала, как бьется его сердце рядом с ее собственной грудью. Его ритм был спокойным. Мужчина не был безумным, нервным или взволнованным. Он был хладнокровен и спокойно сыпал этими клише.

— Я не верю. Я этим сыта по горло! — Каран вытянула руки вперед и оттолкнула мужчину. — Мне хватило твоих сладких речей. Я тебя бросила. Я больше не хочу тебя видеть.

— Каран, я люблю тебя. Я, правда, серьезно люблю тебя.

Ворон на плече мужчины пронзительно каркнул, словно издеваясь над ними. Мужчина неловко кашлянул и повернулся к пожилой женщине, наблюдавшей за ними с открытым ртом.

— Простите за такую безобразную сцену.

— Ох… а… не стоило… — запинаясь, произнесла женщина. — Так, э, вы двое?..

— Мы любовники, — ответил мужчина. — Я был глупцом, и принес ей много боли. Я просто хотел извиниться и начать все заново.

— Понятно. Ну, это…

— Нам надо обсудить кое-что важное, поэтому, с Вашего позволения…

Мужчина схватил руку Каран и силой потащил ее прочь. Ворон снова громко каркнул. Они обошли здание обслуживания парка — где раньше работал Сион — и вышли в задней части парка. Мужчина не проронил ни слова. Каран тоже хранила молчание, пока ее тянули за руку.

На парковке стояла белая машина. Модель была довольно старой, на улицах такие уже редко встречались. Мужчина открыл дверь и тихо, без запинки произнес: «Садитесь».

— Нет, спасибо.

— Садитесь, — повторил мужчина. — Нам надо кое-что обсудить.

Ворон, громко шурша крыльями, сорвался с плеча мужчины и опустился на заднее сидение машины. Потом он посмотрел на Каран и дернул головой, словно приглашая ее садиться.

— А птица кажется довольно умной, — заметила Каран.

— Я бы сказал даже слишком умной.

Страдальческий тон мужчины говорил о том, сколько проблем эта птица ему принесла. Ворон распахнул клюв и издал кудахтающий звук. Прозвучало это как смех. Каран обнаружила, что тоже смеется. Только отсмеявшись, она поняла, что последние несколько дней даже не улыбалась.

Ворон все еще смотрел на Каран, когда она скользнула на переднее сидение. Машина гибридного типа, работающая на бензине и электричестве двинулась бесшумно. Когда они доехали до шоссе, мужчина нажал кнопку автопилота и убрал руки с руля.

— Вы слышали? Новый закон вступает в силу, и со следующего года мы больше не сможем пользоваться бензином. А значит, я уже не смогу водить эту машину.

— Я слышала, что все ископаемые виды топлива, за исключением угля, закончились, — сказала Каран. — Думаю, нам придется найти другой источник энергии.

— От кого Вы это слышали?

— Кого?.. Ну, об этом говорилось в объявлении энергетической политики города…

— Именно. Объявление властей. Выступление мэра о его административной политике, слово в слово, — усы мужчины зашевелились в циничной улыбке. — Никто не усомнился в нем. Все просто соглашаются с заявлениями города без задней мысли. Боже, все в этом чертовом городе такие наивные и послушные. Сомнение в своих надзирателях — последнее, что придет им в голову. У них и в мыслях такого нет. Подозрения отнимают силы. Легче просто сесть назад и говорить, «да, да, я со всем согласен».

Каран бросила на лицо мужчины косой взгляд.

Это призыв начать подозревать? Вместо того, чтобы кивать послушно, нужно усомниться?

Она боролась с желанием спросить его. Было опасно задавать такие вопросы человеку, которого едва знаешь. Она должна быть осторожной, как трусливый заяц.

Каран собралась и постаралась сменить тему разговора.

— Можно задать вопрос?

— Валяйте.

— Кто Вы и откуда знаете мое имя? Почему Вы зашли так далеко, что устроили это дурацкое представление и притащили меня сюда?

— «Дурацкое» звучит грубовато, не находите? — с усмешкой произнес мужчина. — Я думал, что хорошо все провернул. Вы тоже отлично играли. Приз за лучшую женскую роль».

— Ну, спасибо Вам, — довольно произнесла Каран. — Романтичная героиня — не самая частая роль в моем возрасте.

— Почему бы и нет. Вы все еще довольно молоды и красивы. Можете играть любую героиню, Каран.

— Откуда Вы знаете мое имя?

— От моей племянницы.

— Племянницы?

— Говорит, она ваша фанатка, — сказал мужчина. — Или лучше сказать, фанатка ваших кексов.

У Каран перед глазами возникло маленькое круглое лицо — девочка, вечно приходившая в магазин с монетами, зажатыми в ладошке.

«Мадам, Вы ведь не закроете пекарню, да?»

Девочка, которая вечно искренне волновалась за Каран. Она, вместе со словами и подбадривающими взглядами остальных, подержала Каран в те темные дни, когда Сиона забрало Бюро Безопасности.

— Лили.

— Это она, — подтвердил мужчина. — Милая Лили. Она дочь моей младшей сестры. Говорит, что любит Ваши сырные кексы в сто раз больше, чем своего старого дядюшку. Так она заявила в прошлый раз.

— О, господи.

— Я рассердился и решил вложить свои два цента в эти Ваши кексы, а потом откусил от одного кусочек…

Мужчина сделал ртом жевательное движение. Он высунул кончик языка и облизнул губы.

— Они были хороши, да?

— Были. Не хочется признавать, но они были вкусные. Думаю, ничего не поделаешь с тем, что Лили любит их больше старика-дядюшки, появляющегося лишь время от времени.

— Ну, — сказала Каран, — я хотя бы знаю, что Вы — дядя Лили и узнали мое имя от своей милой племянницы.

— Спасибо за понимание. Вы, может, сочли меня подозрительной личностью?

— До сих пор так думаю. Зачем Вам этот спектакль? Вам так надо было утащить меня от той дамы?

— Еще бы. Она опасна.

— Опасна?

Машина медленно повернула. Она ехала в Затерянный Город. Похоже, он и правда вез ее домой.

Старая машина ехала той же дорогой, по которой она шла утром, погруженная в мысли. Сегодня в пекарне был выходной. Расстроилась ли Лили?

— Вы были на волоске от того, чтобы высказать недовольство городом. Я прав?

Я не думаю, что город — это рай.

Она и правда почти произнесла эти слова. В тот момент ее прервало хлопанье крыльев ворона.

— Это было опасно?

— Могло быть. Что бы Вы сделали, если бы та женщина сочла Вас «проблемной»?

— «Проблемной»? Вы о чем?

— Я говорю, что она могла пойти к властям и сообщить, что женщина в парке высказывала свое недовольство городом.

— Хотите сказать, она бы тайком на меня донесла?

— А в это тяжело поверить?

— Конечно, — выпалила Каран. — Чепуха. Эта мадам волновалась за меня. Она заговорила со мной по доброте душевной.

— Именно потому, что Вы выглядели подавленной. В этой утопии, Номере 6, все должны быть счастливы. Даже раненные или серьезно больные люди практически избавлены от боли новейшими медицинскими технологиями. Обеспокоенные люди, созерцатели или те, кто углубился в раздумья — таких людей не существует. Им не позволено существовать.

— Да нет… — запротестовала Каран. — То есть, на скамейках вечно сидят всякие задумавшиеся люди.

Мужчина покачал головой и постучал пальцем по углу небольшого сенсорного экрана на приборной панели, отображающего дорожную информацию. На экране тут появились маленькие цифры, показывающие время.

— Вы помните, сколько просидели на скамейке?

Каран посмотрела на цифры и покачала головой. Он совсем забыла о времени. Она села на скамейку, задумавшись, борясь с собственными мыслями, не в силах найти ответ. У нее не было сил встать и идти дальше.

— Временной лимит — тридцать минут, — пробормотал мужчина.

— А?

— Горожанам можно погружаться в раздумья максимум на тридцать минут. Если они раздумывают дольше, поступает тревожный сигнал и кого-нибудь отправляют с поверкой.

— Вы хотите сказать — эта дама подошла ко мне собрать информацию, потому что я так долго сидела задумавшись?

— Не знаю наверняка, — ответил мужчина. — Мне лишь известно, что такая возможность есть. Может, она просто маленькая старушка, которая решила побыть доброй и заботливой — такие люди готовы делать что-то милое, пока это не приносит проблем им.

— Какая жуткая трактовка.

— Это правда. Этот город просто кишит самопровозглашенными добрыми самаритянами. Их так много, что тяжело различить, кто из них действительно хороший. Если эта мадам была одной из них, то никаких проблем. Но что, если она — осведомитель? Тогда вы точно были на волосок, так ведь?

Каран ему не ответила. Она не хотела подозревать в чем-то пожилую женщину. Ей хотелось верить, что у женщины была добрая душа, и она завязала беседу из благих побуждений.

У нее были такие нежные глаза, улыбавшиеся за стеклами очков-

У Каран перехватило дыхание.

— Эти очки…

— Вы наконец-то заметили? Вы не думаете, что они были слишком громоздкими и большими для такой утонченной дамы? Может, в них был встроен микрофон и записывающее устройство.

Каран закрыла глаза и тяжело вздохнула.

У нее было лишь тридцать минут. Больше запрещено.

Глубоко задуматься; бороться с собственными мыслями; погрузиться в свои раздумья; искать собственный ответ — все это запрещено.

Все тот же вопрос снова забился в груди.

Что мы делали все это время? Зачем мы создали такой город? Что пошло не так?

Она подавила свой вздох. Она была измотана и чувствовала, как ее покидало желание сопротивляться и силы злиться.

— Наверное, все это время я шла на поводу у властей, — тихо сказала она. — Они, вероятно, наблюдали за мной, и не только потому, что я задумалась. Я ведь мать осужденного убийцы, все-таки.

— Ничего подобного, — резко произнес мужчина. — Хватит себя накручивать.

Его тон был как у отца, отчитывающего дочь.

— Вы и правда считаете сына преступником, как Вам сказали власти?

Каран оторвала взгляд от пола и покачала головой. Она ни на миг не поверила, что ее сын и правда кого-то убил.

— Это я тоже от Лили услышал, — продолжал мужчина. — Она говорит, Ваш сын — Сион, да? — говорит, он очень милый. Когда у нее ломались игрушки, он всегда чинил их. Говорит, что он ей нравится больше, чем дядюшка, но меньше, чем кексы. Она интересовалась, есть ли у него подружка.

— Правда? О, боже, — произнесла Каран со смешком в голосе.

— Нахалка, а? Ведет себя старше своего возраста. Но хуже всего, она не может понять, насколько милым может быть ее дядюшка. Не знаю даже, как сестра умудрилась ее вырастить такой.

— А если я спрошу у Лили, могу ли я узнать имя ее милого дядюшки и чем он занимается?

Мужчина засмеялся и снова слегка постучал по панели.

— Кто знает, что может случиться, если Вы спросите Лили. Она, наверное, скажет, что Дядя Йоминг — странный мужчина, который периодически заявляется домой, наедается до отвала и снова пропадает.

— Йоминг. Это Ваше имя?

— Ага. А вот моя работа.

На экране появилось изображения хлеба, тортов и прочей еды, сопровождавшиеся их составом, калорийностью, ценой и названием магазина, где их продавали.

— Я пишу статьи для электронной газеты о всяких развлечениях во всех районах, кроме Хроноса. Ну, если не считать общепита и сезонных событий, остается не так много всего. Поскольку город отвечает за все игры, концерты и печатные издания, нам остается писать практически только о еде и напитках. Департамент Питания даже не рассматривается, туда я попасть не могу — поэтому это просто информация о том, где можно найти хороший тортик или вкусно пообедать. Я стараюсь, как могу. Мы довольно популярны. То есть, в Затерянном Городе кроме еды и выпивки развлечений не особо много, так что все жаждут информации.

— Может ли быть, что Вы…

— Верно, — энергично произнес мужчина. — Я хочу написать о хлебе и тортах вашей пекарни, сделав акцент на кексах. Позволите взять у вас интервью?

— Вы уверены, что хотите писать о моем магазине? — озабоченно произнесла Каран. — А вы не привлечете к себе внимание властей?

— Мне все равно, если власти обратят на меня свой взор или возжелают меня поймать. Я просто не могу оставить эти кексы в безызвестности, — он замолк. — Хотя Лили навряд ли обрадуется, если заявится толпа покупателей и сметет все ваши кексы. «Дядя, ты вечно все не так делаешь», наверняка скажет она.

— Сомневаюсь, — улыбнулась Каран. — Но моя пекарня уже мелькала в новостях из-за случая с сыном. Люди из Затерянного Города все равно придут… но как же люди из других районов?

Йоминг пожал плечами и убрал картинку с экрана панели.

— Каран, у людей в городе не особо хорошая память, — его голос был хриплым, его трудно было разобрать.

— Они забывают все в мгновение ока. Неважно, насколько серьезен инцидент. Раз — и забыли. Более того, им и в голову не приходит, что под внешней оболочкой может что-то скрываться. Запоминать, сомневаться, размышлять. Для них это тяжело. Но им это и не надо делать — мирные дни идут своим чередом. Это жуткое место.

Слова Йоминга казались настолько открытой критикой существующего положения дел, что Каран выпрямилась на своем сидении. Если этот разговор достигнет посторонних ушей, все станет хуже некуда. Словно почувствовав волнение Каран, Йоминг смягчил лицо улыбкой и беззаботно помахал рукой.

— Не волнуйтесь. В этой машине стоит оборудование против прослушки. Но кто знает, может, в новые машины, которые выпустят в следующем году, жучки будут встроены сразу.

— Йоминг, почему Вы так критично настроены к городу? Почему Вы так уверены, что это жуткое место?

После короткого молчания, Йоминг три раза постучал по сенсорному экрану.

Появилось изображение молодой девушки с нежным лицом. У нее на руках спал ребенок, завернутый в белое одеяло. Улыбка женщины светилась радостью материнства. Ее каштановые волосы были коротко пострижены и обрамляли ее внимательное и энергичное лицо, нежная улыбка была запоминающаяся.

— Моя жена. У нее на руках наш сын. Это старая фотография.

— Что-то случилось с Вашей…

— То же, что и с Вашим сыном — ушла из дома и не вернулась. Только она исчезла вместе с нашим ребенком и ее записали в без вести пропавшие.

У Каран перехватило дыхание. Спокойность и последовательность рассказа Йоминга делала его еще более шокирующим.

Так же, как Сион… кто-то тоже прошел через это…

— Она была школьным учителем, — спокойно произнес Йоминг. — Преподавала искусство и музыку детям, таким как Лили. Говорила, что эта работа подходит ей больше всего. Она всегда говорила детям дорожить чувствами в их сердцах. Рисуешь ты или сочиняешь стихи, она говорила им прислушиваться к своим чувствам и изливать их правдиво.

— Чудесно, — выдохнула Каран. — Кажется, я давно не слышала ничего более трогательного.

— Ага. Она была изумительной женщиной, восхищавшей многих людей. У нее были твердые убеждения, и она учила детей, основываясь на них. Но она стала получать все больше предупреждений и указаний из Бюро Образования… они говорили ей учить детей строго по книге. Книге, изданной ими, конечно. Естественно, она воспротивилась — и вылетела с работы. У нее и лицензию забрали, посчитали ее не подходящей для преподавания. Думаю, тогда многих учителей так же уволили с работы. Вы не знали, да?

— Без понятия… не могу вспомнить…

— Нечего стесняться. Естественно, вы и не должны знать, — мрачно произнес Йоминг. — Этого не было в новостях. Власти уже тогда начали манипулировать информацией. Так появились зачатки системы, предотвращающей разглашение нежелательной информации.

Машина уже въезжала в Затерянный Город. За этим районом всегда следили меньше, его обустраивали в последнюю очередь, и здесь царил полный бардак. Окунувшись в его вечный гул, Каран обнаружила, что вздохнула с облегчением.

— Она собиралась открыть школу для детей вместе с другими уволенными учителями — хотела учить там, где у властей будет меньше влияния. Она ушла на встречу по обсуждению планов школы — и уже не вернулась.

Йоминг сжал кулак и ударил по рулю. Ворон на заднем сидении жалобно каркнул.

— Я никогда не забуду, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Что бы ни случилось, я не забуду. Я буду хранить это в памяти. То утро было пасмурным, казалось, дождь может пойти в любую секунду. Я пошел к стоматологу, потому что мой зуб невыносимо болел. В тот день у меня был выходной. Так что с сыном должен был сидеть я. Но она забрала его с собой. Она положила его в синюю коляску, а сама она была одета в бежевый пиджак. На груди были вышиты маленькие цветы. Мы решили, что если моя зубная боль успокоится и не пойдет дождь, мы пойдем на прогулку в Лесной Парк. На пороге мы поцеловались и попрощались. Я и сына в щеку поцеловал. Он засмеялся и дернул ножкой. На нем были крошечные белые носочки, тоже вышитые цветочным узором. Это были пурпурные фиалки. Я все еще помню. Я до сих пор не забыл ничего. Я никогда не смогу забыть.

— Йоминг…

Машина остановилась.

Вы прибыли на место назначения, объявил навигатор в машине. Они стояли перед пекарней Каран.

— Простите, я немного увлекся, — сказал Йоминг. — Как грубо с моей стороны, мы ведь только познакомились.

— Нет, — мягко произнесла Каран. — Спасибо, что подвезли домой.

Она неуверенно замолкла. Она спрашивала себя, стоит ли рассказать ему о Сафу. Она не могла решить, можно ли полностью доверять этому мужчине.

— Мадам!

Кто-то на полной скорости врезался в талию Каран, когда она выходила из машины.

— Батюшки, Лили.

— Мадам, почему у Вас выходной? Вы заболели?

Йоминг подал голос со своего места в машине.

— Лили, она в порядке. У мадам просто были дела. Уверен, завтра она напечет тебе кексов.

Лили моргала с открытым ртом.

— Эй, дядя Йоминг, это ты? Ты снова пришел на обед? Почему ты всегда приходишь, когда у нас курица и грибы?

— Видите, вот что я получаю. Ужас, правда? — Йоминг улыбнулся и наклонился вперед, чтобы заглянуть в глаза Каран. — Если можете, откройте завтра пекарню. И держитесь. У Вас есть работа, Каран.

— Конечно.

— Никогда не отчаиваетесь. Вы в любом случае нельзя сдаваться. Если ты отчаялся и решил, что ничего не можешь — ты проиграл. Просто сдаться кажется легче…

Каран положила руку Лили на голову и твердо произнесла:

— Нет, я не сдамся. У меня свои обязательства.

— Обязательства?

— Да. Я взрослый человек и я давно живу в этом городе. Я старалась изо всех сил жить достойно, но в результате город вон во что превратился — где-то мы допустили огромную ошибку. Не уверена, где именно — но я знаю, я за это ответственна. Мы не можем позволить таким детям как Лили страдать из-за чужих преступлений, верно?

— Шшшш!.. — Йоминг предупреждающе поднял палец. Молодая женщина на велосипеде проехала мимо машины. — Я понимаю Ваши чувства, но не говорите здесь вслух о таких вещах. Никогда не знаешь, кто слушает.

Лили хихикнула и потянула Каран за юбку.

— Дядя Йо всегда такой осторожный. Он трусишка, хоть и взрослый.

— Когда ты вырастешь Лили, то поймешь, что значит настоящий страх.

— Ну, думаю, страшнее всего мама, когда злиться, — как ни в чем не бывало, ответила Лили. — Она правда страшная, знаешь ли. Папа говорит, что он тоже больше всего маму боится.

— Ах, да, конечно, — угрюмо ответил Йоминг. — Согласен, твоя мать и правда может быть пугающей.

Каран расхохоталась. Мать Лили всегда отчитывала детей таким громким голосом, что он казался несовместимым с ее хрупким телом.

— Лили. Йоминг и господин Ворон тоже — если у вас найдется время, может, зайдете ко мне? Кексы я Вам предложить не смогу, но блинчиками угощу.

— Правда? Ура!

Лили крепко сжала руку Каран. Ее ручки были мягкими. Сердце Каран наполнилось любовью.

Я не могу позволить этой маленькой девочке пройти через то же, что Сион и Сафу. И я должна их спасти. Да — нам надо выполнить свой долг.

Их с Йомингом взгляды встретились. Его глаза были цвета воронового крыла. Каран кивнула и отперла дверь.

— Лили, заходи. Вы тоже, Йоминг. Мне все еще есть, что Вам сказать.

В этот момент у нее перед глазами промелькнуло черное пятно. Она услышала жужжание крыльев.

— Что такое? — вышедший из машины Йоминг проследил за взглядом Каран.

— Там было насекомое… думаю, я видела осу.

— Осу? Еще тепло, но не думаю, что они до сих пор активны.

— Наверное, вы правы.

Стояла зима. Пчелы уже не летали. Даже если они и встречались, это были одинокие насекомые, которых выманил солнечный свет и тепло. Но она не могла избавиться от странного предчувствия.

— Мадам?

Лили окликнула ее, потому что Каран так и стояла в дверях.

— Ох, простите. Заходите.

Мои нервы на пределе. Похоже, я устала.

Убеждая себя, Каран открыла дверь. Она вошла внутрь и с силой затрясла головой, словно отмахиваясь от жужжания, звучащего в ее ушах.