Том 3 Глава 4: Ложь о правде, правда о вымысле

Глава 4: Ложь о правде, правда о вымысле

У Короля ослиные уши. Покрытые серым мехом ослиные уши. Шевелящиеся, дергающиеся ослиные уши.

Древнегреческий миф «Ослиные уши Короля Мидаса».

Нэдзуми медленно брел по ночной дороге. Здесь «ночь» и «тьма» были синонимами. Когда все естественные источники освещения гасли, оставался лишь мир темноты. Все окрашивалось в черный.

Иногда из щелей барака, едва защищающего от дождя и ветра, просачивалась тонкая полоска света. Но вскоре огни гасли, и пронизывающий холод струился сквозь тьму, тишину и одежду людей, чтобы дотянуться до их теплых тел.

Даже облака белого пара, срывающиеся с его губ, утонули во мраке. Он поднял лицо к небесам. Бесчисленные звезды мерцали в чистом ночном небе.

Завтра утром, похоже, будет еще холоднее обычного. И снаружи еще больше людей замерзнут до смерти. Жестокая судьба под звездным небом. Даже с небом, наполненным звездами, никто не называл зимнюю ночь красивой — не в этих землях.

Нэдзуми остановился и посмотрел на сияющий вдалеке город. Скопление огней маячило в темноте — Святой Город, Номер 6.

Весь город, светившийся золотым, напомнил ему миф о Короле Мидасе, который своим прикосновением превращал все в золото.

В морозной темноте Нэдзуми слабо улыбнулся.

Король Мидас получил золотое прикосновение, но взамен он больше не мог донести до рта мясо или хлеб и даже любимую дочь превратил в золотую статую. Тогда он, наконец, осознал свою алчность и глупость и взмолился о прощении богов.

Номер 6, что ты будешь делать? Ты, город, смотрящий свысока на погрязших во тьме нас, сияющий своим обманом и хитростью, упадешь ли ты однажды на колени и взмолишься ли о прощении? Но некому будет над тобой сжалиться. Облаченный в свою золотую мантию, ты разрушишься, сгоришь дотла и исчезнешь. Я буду жить, пока занавес не опуститься после твоего исхода. Я буду жить и увижу конец собственными глазами.

Нэдзуми заново закутался в кусок суперволокна и пошел дальше. Маленькая мышка, ту, которую Сион назвал Гамлетом, высунула голову из складок и тихо пискнула.

Да, он собирался выжить. Так же, как прошел весь этот путь до сих пор, он собирался жить и дальше, даже если придется ползти на четвереньках. Он будет остерегаться любой опасности, точить свои клыки и когти и продолжать до того момента, когда сможет вцепиться в глотку врага и разорвать ее.

Он выживет, он будет продолжать жить. Он сможет.

Нэдзуми сунул руку в задний карман штанов. Внутри лежала записка Каран. 

(Сафу схватили люди из Бюро Безопасности. Помоги. — К.)

Он еще не показал ее Сиону. Что ему с этим делать? Нэдзуми колебался. Он стоял на распутье, не в силах ни выбросить записку, ни отдать ее Сиону, повернувшись к нему спиной и сказав, что его это не касается.

Нерешительность, колебания, волнение — он знал, насколько они опасны для него. До боли хорошо знал. Право или лево; вверх или вниз; драться или бежать; бросить или защищать — короткий миг, за который принималось решение, был гранью между жизнью и смертью. Он ни разу не сделал неправильный выбор. Потому и был жив до сих пор.

Записка опасна. Значит, ему просто надо ее выбросить. Вместе с нерешительностью, которая, без сомнения, подвергает его жизнь опасности; лучше всего похоронить все это во тьме.

Он знал правильный ответ. Но почему он не следует ему? Почему он создавал себе проблемы, даже выложил большую сумму денег за сбор информации об Исправительном Учреждении?

Какого черта я творю?

Он замер.

Нэдзуми стоял, его взгляд сверлил темноту. Он находился на склоне с редкими деревьями, в паре десятков метров от своего подземного жилища.

— Кто здесь? — тихо произнес он.

Над ним раздался сухой шорох, наверное, порыв ветра прошелестел среди голых ветвей. Но еще более незаметным было движение в темноте, слабый звук шагов по сухим листьям.

— Поздновато ты заметил, а? — раздался короткий лающий смех. — Совсем на тебя не похоже, совсем. О чем это ты замечтался?

— Инукаши.

Черные волосы и смуглая кожа Инукаши помогали ему скрываться в темноте. Но Нэдзуми был слишком беспечен, позволив ему подойти так близко незамеченным. Сегодня он был сам не свой.

— Повезло, что это был я. Кто знает, сколько жизней тебе понадобилось бы, если бы ты замечтался рядом с кем-то другим, Ив, — Инукаши назвал Нэдзуми его сценическим псевдонимом и издал еще один короткий смешок.

— Быть рядом с тобой не особо безопаснее, — парировал Нэдзуми. — Особенно, если ты ждал ночи, чтобы устроить засаду на дороге, — Он сделал маленький шаг назад. — Чего ты хочешь, Инукаши? Я очень сомневаюсь, что ты смог собрать информацию так быстро.

Тон Инукаши изменился, из его речи пропал сарказм.

— У нас чрезвычайная ситуация.

— Чрезвычайная?

— Только что — ну, какое-то время назад — ко мне приходил Сион.

— Правда?

Он ощутил почти болезненный укол беспокойства.

— И вовсе не насчет мытья собак. Он сунул серое пальто мне в лицо и спросил, получил ли я его из Исправительного Учреждения.

— Серое пальто, хах… женское?

— Ага. Оно было порвано на плече, но одежда-то отличная. Она было у продавца подержанной одежды, которому я сбываю вещи. Вещи из Исправительного Учреждения.

Оно, должно быть, той девушки — Сафу. Нэдзуми отвернулся и вздохнул.

— И?

— И? — недоверчиво повторил Инукаши. — Ты мне скажи. Какой у этого спектакля сценарий, а, Нэдзуми? Сион говорит, что это пальто его подруги. А значит, его подружка стала заключенным в Исправительном Учреждении. Ранее сегодня ты заплатил мне за сбор информации об Исправительном Учреждении. Только не говори, что это никак не связано — на такое даже собака не купиться. Ты планируешь помочь подружке Сиона, ты этим занимаешься?

Нэдзуми не мог ответить. Он не мог ни согласиться, ни опровергнуть слова Инукаши.

— Нет, конечно, — Инукаши ответил за него. — Такой как ты никогда не наплюет на собственную жизнь, чтобы помочь абсолютно незнакомому человеку.

— А почему ты думаешь, что я умру в процессе?

По другую сторону темноту Инукаши глубоко вздохнул.

— Ты что, спишь на ходу? Мы говорим об Исправительном Учреждении. Если сильно повезет, ты проскользнешь внутрь. Но ты никак не сможешь выжить. Нэдзуми, не забивай голову ерундой.

— Господи, ты волнуешься за меня? Я удилен.

— Ты меня не сильно волнуешь, — прошипел Инукаши. — крысой больше, крысой меньше — разницы никакой. Но что будет с Сионом, а? Теперь он знает, куда забрали его подругу. Такой наивный мальчик как он, наверное, считает, что Исправительное Учреждение — просто Центр Перевоспитания или типа того. Он, должно быть, решит, что ему надо просто заполнить анкету посетителя, чтобы увидеться с другом. Если ты его не остановишь, этот ребенок пойдет. Он пойдет — и его убьют.

Инукаши замолчал, ночная тьма как будто сгустилась. Даже ветер затих — ветви деревьев не издавали ни малейшего звука.

— Ты это хотел мне сказать? — вскоре произнес Нэдзуми. — Боюсь представить, через какие страдания ты прошел из-за меня.

Нэдзуми сделал шаг вперед и схватил Инукаши за плечо, прежде чем тот успел ускользнуть. Пока он знал, где находится другой человек, ему не составляло труда предсказать все его движения.

— Не имеет значения, что собирается делать Сион, — тихо произнес Нэдзуми. — Он не один из нас, и это не наше дело.

— Тогда какого черта ты вынюхиваешь у него за спиной? — осуждающе спросил Инукаши. — Зачем тебе в тайне собирать информацию об Исправительном Учреждении?

Нэдзуми напряг пальцы и сильнее вдавил их в тощее, костлявое плечо Инукаши. Тот вскрикнул от боли. Нэдзуми наклонился к его уху.

— Не суй свой нос в дела, которые тебя не касаются, — прошептал он. — Ты делаешь работу, за которую тебе заплатили, ничего больше.

Он отпустил руку. Маленькое тело Инукаши шаталось.

— Я просто сказал Сиону, откуда пришло пальто, — сказал он. — Я не говорил ему, с чем ты приходил ко мне.

— Черта с два ты бы признался.

— Нэдзуми, Сион собирается идти один, — спокойно продолжил Инукаши.

Он слабо потряс свою руку, онемевшую до кончиков пальцев.

— Он думает, что ты ничего об этом не знаешь. И он хочет пойти один, никому не сказав. Он не собирается тебя втягивать. Ты знаешь это, верно?

— Почему ты так уверен? Ты его мамочка, что ли?

— Не надо быть матерью, чтобы это понять. Ты должен лучше меня знать, что он за человек. Поэтому ты шпионишь тайком, так ведь?

— Заткнись! — голос Нэдзуми перешел в рычание. В нем бурлили эмоции; дыхание сбилось. Инукаши почти не отреагировал.

— Если он настолько дорог тебе, что ты не хочешь его терять, — упрямо продолжал Инукаши, — защищай его до самого конца. И делай все, чтобы защитить его, идиотина, как бы унизительно это ни было. Думаешь, сможешь сохранить лицо, а? Скрывать все, по-своему позаботиться обо всем? Хватит себя обманывать.

— Инукаши!

Инукаши отпрыгнул назад на секунду раньше того, как Нэдзуми сделал шаг вперед. Опустившись на одно колено, Инукаши мягко рассмеялся.

— Ты проиграл, Нэдзуми.

— Что?

— Ты нашел себя что-то, что надо защищать — ты проиграл. Таковы местные правила. Ты сам это знаешь лучше кого-либо.

Нэдзуми оттолкнулся от земли и обогнул Инукаши. Он схватил парня, когда тот пытался убежать, и толкнул его на землю.

— Что ты там говорил о проигрыше? — гневно произнес он. — Хватит уже чушь нести.

— Я не несу чушь. Нэдзуми, раньше ты бы не поддался так легко на провокации. Ты бы и ночью не бродил, погрузившись в раздумья.

— Пусти, — устрашающе спокойно произнес Инукаши. Он встал и тяжело вздохнул.

— Все еще не понял, Нэдзуми?

— А?

Воздух рассек резкий свист. Инукаши отступил на пару шагов назад.

Со всех сторон во тьме начали вспыхивать, появляясь, красные огоньки. Нэдзуми не понадобилось много времени, чтобы опознать в них глаза собак. Когда он это понял, его уже окружили. Ни одна из собак не зарычала, пока они заключали его в кольцо.

— Это специально натренированные собаки-охранники. У тебя не получится выкрутиться, как сегодня днем, — теперь голос Инукаши был намного дальше. — Ты попал в окружение, даже не заметив этого. Обычно ты так не ошибаешься, Нэдзуми. Но у тебя есть слабость. Забудь Сиона — посмотри на себя, ты даже сам защититься не можешь.

После секундного молчания короткая команда резанула воздух.

— Взять его!

Собаки прыгнули. Несколько гибких и смертоносных тел пролетели над головой Нэдзуми и обрушились на него, когда тот присел. Он вскочил на ноги и направленно ударил вверх.

Визг.

Собака, нарушившая тишину, рухнула на землю. Не успел Нэдзуми восстановить дыхание, как от земли оттолкнулась еще одна. Она вонзила зубы в его руку, которую он как раз вовремя успел закутать в суперволокно. Нэдзуми махнул рукой и сбил собаку на землю. Он поднялся и стал спиной к дереву.

— Инукаши, если будешь продолжать свои глупые игры, я легко достану тебя самого.

Нэдзуми вытащил нож из кожаных ножен. Он восстановил дыхание и сосчитал красные огоньки.

Еще четыре.

— Так тебя не заботит, что твоим драгоценным собакам перережут горло? — окликнул он.

Голос Инукаши раздался все с той же стороны.

— Посмотрим на твои жалкие попытки. Это была просто разминка. Теперь они не будут из вежливости нападать по одному. Сейчас они ринуться все вместе.

Не успел Инукаши закончить предложение, как Нэдзуми уже несся на его голос. В то же время жгучая боль пронзила его плечо.

— С дороги!

Он ударил рукояткой ножа собаке между глаз. Со звуком рвущейся ткани, черная собака покатилась по земле позади него.

— Инукаши!

Нэдзуми притянул Инукаши за его длинные волосы и дернул вниз. Он прижал его к земле, приставив нож к его смуглому горлу.

— Отзови своих собак или…

Инукаши коротко рассмеялся.

— Или что? Ты меня убьешь?

— Если потребуется, — холодно ответил Нэдзуми.

— Думаешь, хватит смелости, если даже собаку убить не можешь?

В этот раз усмехнулся Нэдзуми.

— Просто у меня сегодня нет запасного ножа.

— Что?

— Из-за собачьей крови лезвие тускнеет. Я сберег его и сохранил чистым для тебя.

Тело Инукаши дернулось.

— Эй, заканчивай это, козлина, — нервно произнес он. — Убьешь меня — мои собаки напрыгнут все разом. Они тебя на кусочки разорвут.

— Ох, даже не знаю. Ты ведь их босс, верно? Я слышал как-то, что собаки теряют желание сражаться, если их лидер оказывается побежденным.

— Э-это неправда — эй, в самом деле, прекращай. Это опасно.

— Отзови своих шавок.

— Ладно-ладно.

Инукаши щелкнул пальцами. Собаки развернулись и исчезли в темноте.

— Вот как. Ты хорошо их выдрессировал.

— Спасибо за комплимент, — уныло произнес Инукаши. — Забавно, что мне от этого не легче. Так ты собираешься убрать с меня свой чугунный зад или нет? Любовная сцена с тобой — не совсем то, о чем я мечтал в последнее время.

— Не волнуйся, — любезно произнес Нэдзуми, — это последнее, что мне хотелось бы делать. Я бы не согласился, даже если бы мне за спектакль заплатили.

Освободив Инукаши и убрав нож, Нэдзуми задал новый вопрос.

— Для чего был весь этот фарс?

Инукаши прищелкнул языком, стряхивая с одежды листья.

— Я решил преподать тебе частный урок.

— Что?

— Факт остается фактом: ты не так силен, как думаешь. Я просто решил тебе это показать. Хотя кое-какие способности у тебя есть. Не так много людей могут выстоять против меня и моих собак.

— А что, спасибо за комплимент. Забавно, но мне тоже от этого не легче.

— Но ты не супермен и не монстр, — продолжил Инукаши. — Ты просто человек. И у твоих способностей есть человеческий предел.

Нэдзуми ощущал тупую боль в плече. По руке струйками текла кровь.

В голове Нэдзуми промелькнула мысль о том, что в это же место попала и пуля, рану от которой четыре года назад обрабатывал Сион.

— Нэдзуми!

Донесся до него голос Сиона. Огонек лампы покачивался неподалеку.

— Похоже, парнишка сам пришел за тобой, — Инукаши тихонько усмехнулся. — Ну, позвольте тогда откланяться, — после в некоторой спешке добавил: «Нэдзуми, что-то странное происходит внутри Номера 6».

— Странное?

— Не знаю подробностей. Я слышал, там ходит какая-то странная болезнь, но это не точно. Скоро разнюхаю. И я собираюсь на днях взяться за сбор информации об Исправительном Учреждении. Похоже, у них тоже скоро дел прибавится. Будет довольно интересно, я это чую — собачье чутье говорит мне это. Поэтому…

— Поэтому?

— Поэтому положись на меня — я собираюсь тебе помочь.

Инукаши протянул руку и с силой похлопал Нэдзуми по плечу. Дикая боль пронзила руку. Нэдзуми застонал и упал на колени, сжимая другой рукой плечо.

— Увидимся. Я скоро выйду на связь.

Инукаши растаял в чернильной темноте еще быстрее своих собак. Когда он исчез, рядом послышались шаги Сиона.

— Нэдзуми, что-то случилось?

Сион поднес лампу к Нэдзуми, когда тот поднялся на ноги. Его глаза тревожно округлились.

— Что с тобой стряслось? У тебя кровь идет!

— На меня напала собака.

— Собака? Почему?

— Это была обычная бродячая собака. Думаю, она приняла меня за маленького милого кролика. А что ты здесь делаешь?

Гамлет высунул голову из кармана свитера Сиона.

— Он пришел за мной, — сказал Сион. — Я решил, что с тобой что-то случилось.

— И ты пришел помочь. Прихватив лишь одну лампу.

— Ага.

Сион поднес лампу ближе к ране Нэдзуми и нахмурился.

— Нам надо её обработать. Пошли домой. Идти можешь?

— Конечно.

Рука Сиона скользнула Нэдзуми под мышку, чтобы поддержать его. Нэдзуми отпихнул его и пошел вперед. В его плече пульсировала боль. Но он не собирался хвататься за протянутую руку. Если он привыкнет полагаться на кого-то, то уже не сможет шагать сам по себе. Рука помощи была ненадежной, она исчезала так же внезапно, как появлялась. Так бывало уже не раз.

Когда они вернулись в подвальную комнату, Сион тут же ринулся действовать, принимая необходимые меры. Он осмотрел рану, промыл и продезинфицировал ее.

— Снова собираешься зашивать?

— К сожалению, в этот раз рана не такая серьезная, — произнес Сион с притворным разочарованием, закрыв аптечку. — Слегка волновался, а, Нэдзуми? Думал, будет то же, что и четыре года назад?

— Слегка — это мягко сказано. У меня такое ощущение, что с тобой у меня скоро и укусы комаров зашиты будут.

— Грубиян, — Сион улыбнулся. — Я все равно считаю, что четыре года назад сделал все как полагается.

Четыре года назад, дождливой ночью — да, в ту ночь, когда он встретил Сиона — в Номере 6 бушевал ураган. Он все еще так ярко помнил широко распахнутое, словно приглашающее его окно; двенадцатилетнего Сиона, выглянувшего наружу; «Тебе больно, да? Я обработаю твою рану», — слова, которых он никак не ожидал; довольная улыбка на лице Сиона, когда он наложил шов; сладость какао; вкус вишневого торта; удобную постель; звук спокойного, тихого дыхания рядом с ним на утро — он не мог забыть ничего из этого, как бы ни старался. Даже когда он пытался отбросить это, он не мог себя заставить так поступить.

Каждое из чудесных обстоятельств той ночи почти ощутимо были с ним, ни разу не исчезнув за эти четыре года.

Люди называют это воспоминаниями? Мысленной записью? Или это называют судьбой?

Легко было смеяться над людьми, называя их слабаками, когда они вне зависимости от обстоятельств принимали других и пытались их спасти. В самом деле, впустив Нэдзуми, Сион лишился почти всех своих привилегий и светлого будущего.

Насколько проще все было бы, если бы он смог со снисходительным смехом прогнать Сиона. Этого наивного мальчика, элиту из чашки Петри, выросшего, ничего не зная об обществе. Но посмеяться и отвернуться было слишком жестоко. Слишком ярко, чтобы забыть. И слишком тяжело, чтобы бросить.

— Сион.

— Хм?

— Ты правда так считаешь?

Руки Сиона замерли посреди процесса перевязки.

— Четыре года назад. Ты, правда, считаешь, что не ошибся?

— Ну, выбор был небольшой, — медленно произнес Сион. — Хотя тогда это все, что я мог сделать. Сейчас, пожалуй, я смог бы наложить шов получше.

Длинные пальцы его ловких рук проворно двигались, обматывая бинт плотно и аккуратно.

— Я не о моей ране. Я обо всей ночи.

Аккуратно завязав конец повязки, Сион посмотрел Нэдзуми в глаза.

— Твоя жизнь в ту ночь повернулась на 180 градусов. Ты до сих пор уверен, что поступил верно?

— Да.

Его ответ был таким быстрым, что застал Нэдзуми врасплох.

— Ты не жалеешь об этом?

— Нет.

— Ни капли?

— Нет.

— Почему?

— Нэдзуми, я правда не понимаю, к чему ты клонишь. Но переехав в Затерянный Город, я и сам размышлял иногда. Я спрашивал себя, если бы я вернулся назад во времени в ту ночь четыре года назад… если бы я вернулся в момент, когда еще не встретил тебя, что бы я сделал?

Сион смущенно улыбнулся и поставил аптечку назад на полку.

— Я думал об этом снова и снова. И каждый раз ответ был только один. Сколько бы раз я не возвращался в ту ночь, я поступал бы одинаково. Я бы открыл окно и ждал тебя.

— Даже если бы знал, что после этого тебя ждет собственное падение?

— Но никакого падения не было, — мягко ответил Сион. — Не думаю, что мое пребывание здесь можно назвать падением. Верно, Крават?

Маленькая коричневая мышка кивнула со своего места на вершине книжной стопки.

— Это же Гамлет, разве нет?

— Гамлет спит на кровати.

— О. Точно… Блин, с этими твоими дурацкими именами еще большая путаница.

— Эти бедняги заслужили имена, это меньше, что ты можешь сделать. Они оба умны и отважны. Вот Гамлет сегодня сообщил мне, что ты в опасности.

— Вот только он обратился не к тому человеку. Если бы ты и успел, то особо бы не помог. В этот раз обошлось, потому что я уже прогнал собаку, в противном случае это ты сидел бы здесь с рваной раной.

— Ага, ну… на счет этого, думаю, ты прав.

Нэдзуми встал и схватил Сиона за руку.

— Никогда больше так не делай, слышишь меня? Что бы ни случилось, не льсти себе мыслью, что ты можешь мне хоть чем-то помочь.

Сион, не мигая, посмотрел в ответ. Нэдзуми вздернул подбородок и сжал зубы.

— Ты бессилен, помни об этом. У тебя нет навыков или смекалки, необходимой в бою. Ты как птенец, выпавший из гнезда. Ты просто будешь чирикать, пока тебя не съест лиса. Поэтому сделай одолжение, не ступай на опасную тропинку. Никогда этого не делай. Используй голову. Приведи в действие свой так называемый одаренный ум, на всю мощь, используй мышление, чтобы справиться с ситуацией. Блин, не знаю, о чем ты вообще думал, когда бежал в темноту, даже оружия не взяв.

— Я и не думал.

— Что?

— Я совсем не думал о ситуации или опасности. Я уже бежал, прежде чем мог остановиться и подумать.

— Поэтому я и говорю, Сион, в следующий раз не смей вести себя так глупо или рискованно.

— Тогда что мне делать?

— Ничего не делай. Ты все равно ничего не можешь сделать. Накрой голову одеялом и сиди тихо.

Сион опустил взгляд и покачал головой.

— Я не могу этого сделать, — тихо произнес он. — Я не могу оставаться здесь и просто сидеть, если ты в беде. Я бы все равно выбежал наружу.

— Ты бы просто стал помехой.

— Ты опять грубишь, — мягко сказал Сион.

— Это правда.

— Хорошо — ты прав, — уступил он. — Я бесполезен. Я не знаю, как драться, и я никогда не смогу заставить себя причинить кому-то боль.

— Ага, и как бойца, это ставит тебя на низшую ступень. Нет, на самом деле, тебя бы признали не годным. Поэтому даже не думай сражаться. У тебя не та психика, чтобы за других переживать. Ты даже себя защитить не можешь. Поэтому ничего не предпринимай. Прошу тебя, просто даже близко не подходи к опасным местам.

Что за хрень я несу?

Нэдзуми снова стиснул зубы.

Что он говорил? Что он делает, так серьезно к этому относясь? Он так хочет остановить Сиона?

Сион собирается пойти один.

Низкий голос Инукаши эхом звучал у него в ушах.

Да, Сион, наверное, пойдет один. Он отправится туда, шансов вернуться живым у него будет меньше, чем один на миллион, и он пойдет один, не попросив моей помощи, даже не сказав мне. Он уйдет молча, ничего не зная о том, как драться, не зная боли от пролитой крови или леденящего ужаса жажды убийства. Бесполезный, большеголовый, наивный идиот.

— Но логика здесь ни при чем, — тихо произнес Сион, нарушая молчание.

— А? Ты что-то сказал?

— Логика здесь ни при чем, Нэдзуми. Я прекрасно понимаю, что если б я и успел, я бы ничем не смог тебе помочь… я бы не смог тебя спасти. Я знаю.

— Рад за тебя. Серое вещество в твоей голове — единственное, чем ты можешь похвастаться. А если твоя голова все понимает, послушай ее совета.

— Нет.

Сион твердо сжал губы с дерзким выражением лица. Это было лицо человека с железной силой воли. Нэдзуми впервые видел такое выражение у Сиона.

— Логика здесь не при чем! — разгоряченно произнес Сион. — Когда Гамлет позвал меня, я испугался. Я решил, что с тобой что-то случилось. Я подумал, ты умираешь. Хочешь сказать, я должен был остановиться и просчитать все в своей голове? Решить, что я не принесу никакой пользы, если пойду, и просто сидеть? Я никогда так не смог бы. Как я могу? Как я могу спокойно размышлять, есть у меня сила или нет, могу я помочь тебе или не могу? Как вообще кто-то может такое? Идиот!

Сион во второй раз обозвал его идиотом. Оба раза Нэдзуми не смог предсказать взрыв гнева Сиона. В первый раз Нэдзуми сказал ему: «Не плачь из-за других. Не борись за других. Плачь и сражайся только за себя». Сион сказал, что он не понял. Он и правда не понял. В этот раз Сион снова ринулся в темноту за чужим человеком. Не обращая внимание на голос разума, кричавший о риске, он убежал в темноту. Это было опасно. Очень опасно. Нэдзуми был готов к тому, что Сион станет кандалами, сковывающими его лодыжки. Но и противоположное тоже имело место. Возможно, он сам превратится в оковы, обхватившие запястья Сиона.

Поэтому…

Нэдзуми отвел взгляд от мальчика перед ним.

Поэтому от людей столько проблем. Чем больше ты имеешь с ними дело, тем сильнее становятся путы. Они ограничивают свободу движения. Становится тяжелее жить только для себя. Может, нам вообще не стоило встречаться. Может, однажды, Сион, ты тоже придешь к такой же мысли.

Плечи Сиона поднялись и опали, когда он глубоко вздохнул. Он недовольно скривил губы.

— Нэдзуми, почему ты ничего не говоришь?

— Это бессмысленно.

— Давай, смейся, если хочешь. Ты, наверное, считаешь это все ахиней того, кто ничего не знает о мире, верно? Отлично. Смейся, сколько душе угодно. Давай, смейся.

— Погоди минутку, Сион, — торопливо произнес Нэдзуми. — Я вовсе не издеваюсь над тобой. Я просто, ну… Я просто хочу сказать, что опасно вот кидаться с головой в неприятности, даже не подумав…

— Это я и сам знаю! — горячо возразил Сион. — Но я не мог ничего поделать! Хорошо, я до чертиков волновался. Или мне нельзя даже беспокоиться за тебя? У меня даже нет права волноваться?

— Права? Сион, ты ерунду говоришь.

— Это ты вынудил меня сказать!

Кулак Сиона врезался в книжный шкаф. Посыпались книги. Крават встревожено пискнул и юркнул в складки одежды Нэдзуми.

Сион заморгал, его щеки покраснели. Он наклонился собрать книги и сдавленным голосом забормотал извинения.

— Прости, я просто… я не хотел орать.

— Я не против, — легкомысленно сказал Нэдзуми. — Довольно интересно было увидеть тебя таким взбудораженным. Я не против такого отношения время от времени.

— Похоже, рядом с тобой я всегда на взводе, — вздохнул Сион. — Я удивлен, насколько эмоциональным могу иногда быть.

— Ты всегда был эмоциональным человеком. Ты всегда предпочитал чувства разуму, и ты не стесняешься признавать свои эмоции. Четыре года назад все было так же. Даже будучи кандидатом в ряды элиты Номера 6, ты все равно пошел на поводу у эмоций и подобрал меня.

— Ага… подчинился своим эмоциям… — задумчиво произнес он. — Наверное, ты прав.

Сион аккуратно сложил книги и вздохнул.

— Но знаешь, Нэдзуми, я правда не жалею об этом. Я все равно рад, что той ночью не повернулся спиной к своим чувствам.

— Знаю.

— А?

— Я знаю, что ты ни капли не сожалеешь о том, что сделал. Я просто спросил от балды. Думаю, мне просто стало скучно.

Он поднес руку к плечу. Старые и изношенные бинты, потерявшие всю эластичность, туго обхватывали его плечо и подмышку, не показывая ни малейших признаков ослабления.

— Я бы не смог так хорошо забинтовать свою рану, — задумчиво сказал Нэдзуми. — Драться ты, может, и не можешь, но, наверное, людей лечить тебе по силам. У всех что-то есть. И, наверное…

— Наверное?

— Нет, забудь. Я голоден, а ты?

Сион посмотрел на Нэдзуми и нежно улыбнулся.

— На столе есть мясо и хлеб. Кое-что случилось, и осталось всего ничего, но на обед должно хватить.

— А ты?

— Я пойду спать. Твоя рана, наверное, тебе сегодня уснуть не даст, так что кровать в твоем распоряжении. Я посплю на полу.

— Какой ты добрый.

— Нэдзуми.

— Хм?

— Если бы я тебя не встретил, я бы, наверное, так и не понял, что я за человек, да?

— Почему ты сейчас об этом говоришь?

Сион наклонился ближе к Нэдзуми, сидящему на стуле, и посмотрел ему прямо в глаза.

— Я бы вырос в доброго, рационального, послушного взрослого, даже не зная, сколько внутри меня эмоций. Я бы не узнал, что значит плакать, или злиться, или противиться чему-то. Я встретил тебя и понял, сколько всего у меня есть. И я горжусь, что я это знаю.

Слова Сиона оборвались, он нерешительно опустил взгляд.

— Я рад, что встретил тебя.

Он произнес это едва различимым шепотом. Сион склонился, его взгляд был все еще опущен. Он слегка коснулся губ Нэдзуми своими.

Где-то с громким стуком упала книга.

Когда Сион снова поднял лицо, заговорил Нэдзуми.

— Это ведь не благодарственный поцелуй, да?

— Это поцелуй перед сном.

— Перед сном, хах.

— Завтра я буду стричь собак, — сказал Сион. — У многих длинный мех. Инукаши за ними не следит, их мех спутывается и начинается раздражение кожи.

— Меня только что собака покусала, ясно? Мне плевать, короткий у них мех или длинный, мне вообще сейчас про собак и слышать не хочется.

Сион громко рассмеялся и, как обычно, помахал рукой.

— Тогда спокойной ночи.

— Ага. Сладких снов.

— Тебе тоже.

Сион исчез среди теней от книг. Крават выполз из одежды Нэдзуми и засеменил следом за ним, вероятно, тоже собираясь лечь спать вместе с Сионом.

— Поцелуй перед сном, хах.

Нэдзуми провел пальцами по губам и опустился назад на стул.

— Ну ты и врунишка.

Грызущий его голод, усталость и пульсирующая боль отступили. На их место из глубины души хлынуло что-то другое. Печаль, одиночество — было и что-то еще. Что же это было? Горячая капля скатилась по его щеке. Не сразу он понял, что это были слезы. Он давно уже забыл, что значит плакать.

На вкус они были солеными, как пересоленный суп.

Нэдзуми уперся коленями и положил на них голову. Он медленно глотал слезы, стекавшие ему в рот.